Многие украинцы, как и в 2014 году, так и сегодня, по-прежнему задаются вопросом, почему все-таки Россия начала войну в Украине, и не находят ответа, или находят не совсем верные ответы, которые затрудняют политический анализ русско-украинской войны, что в свою очередь затрудняет возможности разрешения военного конфликта.
Между тем ответы лежат на поверхности, просто необходимо для этого знать некие уже существующие на данный момент политические теории, которые известны в мире, и которыми руководствуются мировые элиты, в том числе, власти России.
Недавно на Санкт-Петербургском экономическом форуме, на одной из панелей, ведущим был известный российский политолог Сергей Караганов, который вел срежессированную, или нет, дискуссию с Путиным (в разговоре с Путиным, Караганов позволял себе его критиковать). А значит, скорее всего, теми знаниями, которыми он владеет, он делился и делится с Путиным, как это делают и другие российские политические эксперты.
Так вот в одной из своих статей в издании «Россия в глобальной политике», «Мир на вырост», от 28.12.2017 года, Караганов упоминает о «ловушке Фукидида» (Цитата из его статьи: «Одна из наиболее обсуждаемых тем в этой связи – «ловушка Фукидида», высокая вероятность прямого столкновения поднимающейся и уступающей держав»). Из этого можно сделать вывод, что он в своем политическом анализе владеет таким концептом, как «ловушка Фукидида», и давно поделился им с Путиным, как минимум в 2017 года, а скорее всего гораздо ранее.
Поэтому, давайте попробуем разобраться, что это такое «ловушка Фукидида».
«Ловушка Фукидида» (англ. Thucydides' Trap)-это термин, популяризированный американским политологом Грэмом Т. Эллисоном для описания очевидной тенденции к войне, когда новая держава угрожает вытеснить существующую великую державу в качестве регионального или международного гегемона. Эта концепция возникла из предположения древнего афинского историка и полководца Фукидида о том, что начало Пелопоннесской войны между Афинами и Спартой в 431 г. до н. э. было неизбежно из-за страха спартанцев перед ростом афинской мощи. Термин был придуман американским политологом Грэмом Т. Эллисоном в статье 2012 года для Financial Times. Основываясь на отрывке Фукидида из его «Истории Пелопоннесской войны», в котором он утверждает, что «именно возвышение Афин и страх, который это вселило в Спарту, сделали войну неизбежной», Эллисон использовал этот термин для описания тенденции к войне, когда восходящая держава (примером которой являются Афины) бросает вызов статусу правящей державы (примером которой является Спарта). Когда положению великой державы как гегемона угрожает новая сила, существует значительная вероятность войны между двумя державами. По мнению Грэма Эллисона: «Ловушка Фукидида относится к естественному, неизбежному замешательству, которое происходит, когда растущая сила угрожает сместить правящую силу… [и] когда растущая сила угрожает сместить правящую силу, возникающее структурное напряжение делает насильственное столкновение правилом, а не исключением».
Ранними популярными сторонниками политического реализма кроме Фукидида (V в. до н. э.) были Макиавелли (XVI в.), Гоббс (XVII в.) и Руссо (XVIII в.).
Карл фон Клаузевиц (начало XIX в.), еще один участник школы политического реализма, рассматривал войну как акт государственного управления и делал сильный акцент на жесткой силе. Клаузевиц считал, что вооруженный конфликт по своей сути односторонний, где обычно между двумя сторонами может выйти только один победитель, без мира.
К политическому реализму относится и реальная политика (нем. Realpolitik) — вид государственного политического курса, который был введён и осуществлялся немецким канцлером Отто фон Бисмарком и был назван по аналогии с понятием, предложенным Людвигом фон Рохау (1853).
В современную эпоху человеком, возродившим историческую традицию управления политического реализма, стал американский политолог Ганс Моргентау. Его книга «Политика среди наций», впервые опубликованная в 1948 году, при его жизни выдержала пять изданий и получила широкое распространение в качестве учебника в университетах США. Политический реализм, как научная школа, подчеркивает конкурентную и конфликтную природу глобальной политики. В отличие от либерализма, который выступает за сотрудничество, реализм утверждает, что динамика международной арены вращается вокруг государств, активно продвигающих национальные интересы и отдающих приоритет безопасности. В то время как идеализм в международной политике склоняется к сотрудничеству и этическим соображениям, реализм утверждает, что государства действуют в сфере, лишенной неотъемлемой справедливости, где этические нормы могут не применяться.
После Моргентау политический реализм продолжал развиваться, возникла новая школа- политический неореализм. Впервые ее принципы были изложены Кеннетом Вальцем в его книге «Теория международной политики» 1979 года. Неореализм переформулировал классическую реалистическую традицию Э. Х. Карра, Ганса Моргентау, Джорджа Кеннана и Рейнгольда Нибура. Неореализм подразделяется на оборонительный и наступательный неореализм.
Таким образом политический неореализм предполагает стратегическое использование военной силы и альянсов для усиления глобального влияния при сохранении баланса сил. Война рассматривается им как неизбежность, присущая анархическим условиям мировой политики. Неореализм также подчеркивает сложную динамику дилеммы безопасности, когда действия, предпринимаемые по соображениям безопасности, могут непреднамеренно привести к напряженности между государствами.
В международных отношениях дилемма безопасности заключается в том, что повышение безопасности одного государства (например, увеличение его военной мощи) приводит к тому, что другие государства опасаются за свою собственную. Следовательно, меры по повышению безопасности могут привести к напряженности, эскалации или конфликту с одной или несколькими другими сторонами, приводя к результату, которого на самом деле не желает ни одна из сторон.
Дилемма безопасности является основной предпосылкой оборонительного реализма. По мнению Кеннета Уолца, поскольку мир не имеет общего правительства и является «анархическим», выживание является основной мотивацией государств. Государства не доверяют намерениям других государств и, как следствие, всегда стараются максимизировать собственную безопасность. Дилемма безопасности объясняет, почему государства, стремящиеся к безопасности (в отличие от государств, не стремящихся к безопасности), могут оказаться в конфликте, даже если у них благие намерения.
Однако, в отличие от оборонительного реализма, наступательный реализм рассматривает государства как агрессивных максимизаторов власти, а не как максимизирующих безопасность. По словам американского исследователя Джона Миршаймера, «неопределенность в отношении намерений других государств неизбежна, а это означает, что государства никогда не могут быть уверены в том, что у других государств нет наступательных намерений, соответствующих их наступательным возможностям». По мнению Миршаймера, хотя достижение гегемонии какого-либо государства маловероятно в сегодняшней международной системе, не существует такой вещи, как статус-кво, и «мир обречен на вечное соперничество великих держав».
Он же: «Учитывая сложность определения того, сколько власти достаточно для сегодняшнего и завтрашнего дня, великие державы признают, что лучший способ обеспечить свою безопасность — достичь гегемонии сейчас, тем самым исключив любую возможность вызова со стороны другой великой державы. Только заблудшее государство упустит возможность стать гегемоном в системе, потому что оно думает, что у него уже достаточно власти, чтобы выжить».
Однако Миршаймер не верит, что государство может стать мировым гегемоном. Хотя теоретически это возможно, слишком много суши и слишком много океанов, которые, по его мнению, обладают эффективной останавливающей силой и действуют как гигантские рвы. Вместо этого он считает, что государства могут достичь только региональной гегемонии. Кроме того, он утверждает, что региональные гегемоны пытаются помешать другим государствам получить гегемонию в своем регионе, поскольку равные конкуренты будут свободно перемещаться и, таким образом, могут вмешиваться в соседство установленного регионального гегемона. По его мнению, государства, достигшие региональной гегемонии, такие как США (см. «доктрину Монро»), будут действовать как офшорные балансировщики, вмешиваясь в другие регионы, если великие державы в этих регионах не смогут предотвратить возникновение гегемона.
Как мы видим вся школа политического реализма основана на недоверии между государствами, и принятии идеи, что основным мотивом в осуществлении действий на международной арене для элит, являются интересы этих стран (по мнению известного политолога и экономиста Альберта Хиршмана, термин «интересы» является эвфемизмом термина «алчность»; см. его книгу «Страсти и интересы»).
Что же является причиной недоверия между лидерами стран? Лауреат Нобелевской премии по литературе Элиас Канетти, в своей книге «Масса и власть» так описывает один из фундаментальных страхов людей: «Человеку страшнее всего прикосновение неизвестного. Он должен видеть, что его коснулось, знать или по крайней мере представлять, что это такое. Он везде старается избегать чужого прикосновения. Ночью или вообще в темноте испуг от внезапного прикосновения перерастает в панику. И одежда не дает безопасности: она легко рвется, сквозь нее легко проникнуть к голой и гладкой беззащитной плоти.
Все барьеры, которые люди вокруг себя возводят, порождены именно страхом прикосновения. Они запираются в домах, куда никто больше не может войти, и только там чувствуют себя в относительной безопасности. Боязнь грабителей проистекает не только из беспокойства за имущество, это ужас перед рукой, внезапно хватающей из темноты. Его повсюду и всегда символизирует рука, превращенная в когтистую лапу. Многое из этого отразилось в двойственности смысла немецкого слова «angreifen». В нем одновременно подразумеваются и безвредное прикосновение, и опасная агрессия, и нечто от последней постоянно отражается в первом. Но в соответствующем существительном «Angriff», означающем атаку, нападение, выразился только дурной смысл слова».
Очень вероятно, что «страхи прикосновения» беспокоят и такого политика, как Путин, который практически весь срок, когда он находится у власти, не соглашается с тем, что НАТО расширилось за счет стран центральной Европы, и особенно с тем, что в будущем в НАТО войдут страны, которые ранее входили в СССР. Данное чувство является основополагающим для Путина при принятии им решений, и поэтому важно понимать, что для окончания нынешней войны, необходимо будет иметь такие договоренности с ним, которые в максимальной степени снимут эти его «страхи прикосновения» чужеродных, с его точки зрения сил. Если допустить, что война вызвана процессами описанными концептуальными понятиями школы политического реализма, то тогда становится понятными и причины ее начала (реальные причины, а не декларируемые), и то, как необходимо ее заканчивать.
